«Миколка» — это по-украински. А по-русски, да еще спустя 60 с лишним лет — Николай Захарович Порхун, 1930 года рождения. 30-й год по строгим меркам Великой Отечественной — «непризывной». Но по совести, да по исторической памяти, и хотя столько лет прошло…
— Но многое помнится, — Николай Захарович достает из бумажного конверта фотоснимки, медали, удостоверения к ним, — просто еще год-два и об этом уже некому будет вспоминать…
Cнимок I. Командир
Штаб партизанского отряда находился в 30 километрах от родного села Николая Захаровича — Паволочки, что на Житомирщине. Эта область до присоединения в 1939 году к Советскому Союзу Западной Украины была пограничной. Немцы туда вошли уже через две недели после начала войны.
— Побежали с пацанами смотреть на них. Немцы проехали через деревню на бронетранспортерах. Мы такой техники вообще никогда не видели… Раньше об этом не принято было говорить, а сейчас можно. Так вот, те немногие мужики, что остались в деревне, встречали немцев хлебом-солью.
Наши войска стремительно отступали, бросая оружие, оставляя не взорванными стратегически важные объекты… Те из красноармейцев, кто отстал от своих, укрывался в непроходимых лесах. А их в Житомирской области, граничащей с Белоруссией, было много.
Постепенно в леса стали уходить молодые парни и девушки, которые не желали быть угнанными в Германию, да и все те, кто не мог смириться с оккупацией. В деревнях остались женщины, старики и дети.
В лес уходили те, кто не мог смириться с оккупацией
Немцы поначалу не придали лесам особого значения, просто прошли мимо…
— И это было их большой ошибкой, — считает мой собеседник.
Действительно, «ошибка» оккупантам дорогого стоила. Та «дубина народной войны» о которой еще писал Лев Толстой в «Войне и мире» теперь, спустя сто с лишним лет, опустилась на них. Включился в партизанскую войну и 11-летний украинский хлопчик Миколка Порхун.
— Отрядом нашим командовал майор Сергей Маликов. А входил отряд в большое партизанское соединение имени Н.С. Хрущева. Начальником штаба отряда был Леонтий Козарецкий — тогда еще совсем юный, ему было лет двадцать или чуть больше. А моим непосредственным командиром числился Иван Михайлович Барчук. Вот он, на снимке.
В 1943 году Барчуку и его диверсионному подразделению удалось сделать то, чего не сделали в 1941 году отступающие части Красной Армии — взорвать крупный железнодорожный мост.
Рассказ Николая Захаровича о том, как долго и кропотливо эта диверсия готовилась, разительно отличается от бравого киношного: под покровом ночи партизаны подбежали к объекту, залегли, взорвали… Или что-то вроде того.
Мост тщательно охранялся. Месяц или даже больше понадобился только на то, чтобы доставить к нему взрывчатку. Взрывчатку партизанские умельцы добывали из брошенных нашей армией снарядов, которые предусмотрительные сельчане затопили в близлежащем озерце.
Местные пацаны ходили к мосту пасти коров и ловить рыбу. Чтобы стать у охранников «своими ребятами», мальчишки носили им молоко, яйца, мед, делились только что пойманной рыбой… Втершись в доверие, стали потихоньку носить к мосту взрывчатку. Ну а потом уже к делу подключились специалисты.
— В общем, взорвал Барчук тот мост. Ну а мы ему нужны были, так как у немцев подозрения не вызывали.
Снимок II. Друг
Детство Миколки Порхуна кончилось в июне 41-го. Как кончилось оно и у трех его друзей-ровесников, таких же юных бойцов партизанского отряда. Одного из них, лучшего миколкиного друга, звали Дмитрий Пархомюк.
Чаще всего пацанам приходилось выступать в роли разведчиков. Грязные и оборванные, нередко пускающие в дело слезы, давя на жалость, а то и не брезгуя мелкими взятками, они проникали туда, куда взрослым путь был однозначно закрыт.
Они приникали туда, куда взрослым путь был закрыт
— Недалеко от нас железнодорожная станция была, так вот мы должны были смотреть, какие эшелоны и сколько идут на фронт, сколько возвращаются, что везут и так далее. Записывать ничего нельзя было, только в памяти держать. Покрутишься на станции в течение дня, посчитаешь, что и как, доставляешь эти сведения в отряд. Рассказал, получил новое задание — бегом обратно…
Но праздно шатающиеся подростки все-таки могли вызывать подозрение, поэтому мальчишки, помимо работы в колхозе, который не прекратил свое существование и в оккупации, еще другим подрабатывали.
— Я, например, махоркой торговал. Это на фронт немцы ехали в пассажирских вагонах и курили сигареты, а возвращались — в товарных и не брезговали простой махрой.
Однажды сижу я на станции. Рядом со мной мешок с товаром, в руках кресало. Сзади меня на столбе — двое повешенных немцами железнодорожников. А на мне были старая солдатская телогрейка и буденовка, и хотя мать ее немножко перешила и звезду красную срезала, все равно буденовка выгорела, и след от звезды остался.
Подходит высокий немец в офицерском звании, взял у меня махорку, закурил, смотрит пристально… А махорка крепкая была! Он закашлялся, и как пнет мешок: «А-а! Большевик!» — и за пистолет. На путях состав стоял, я под него нырнул, но немец все-таки выстрелил и ранил меня в правую ногу. Больше он за мной не гнался…
Но это было не единственное ранение юного партизана, второе, осколочное (и опять же в правую ногу) он получил во время одной из боевых перестрелок.
Одним словом, смелости и мужества ребятам было не занимать.
Второе ранение получил во время боевой перестрелки
Как не занимать было мужества и их матерям, которые знали, что за помощь партизанам следовало жестокое наказание. Николай Захарович говорит, что им просто повезло. В деревне был староста, который с пониманием относился ко всему происходящему. А у «одноглазого Курта», как сельчане прозвали немца, управляющего из района, у самого было шесть детей…
Судьба ли хранила мальчишек, случай ли, но до 1944 года, до расформирования отряда дожили все четверо. Отряд направили в Чехословакию (кстати, командир мальчишек Иван Барчук даже стал почетным жителем одного из освобожденных чехословацких городов), а пацанов… — в школу, продолжать учиться.
За плечами Миколки Порхуна было четыре класса. Потом он сразу пошел в 6-й. Получается, что 5-м классом и стала для него война. Затем была тяжелейшая работа в колхозе: каждый день, от раннего утра и до поздней ночи. И выпускной вечер в школе, на который Микола Порхун пришел босиком, так как на всю семью была единственная пара сапог…
Ближайший друг Миколы — Дмитрий Пархомюк — впоследствии стал военным, сказалась, видимо, партизанская закалка, полученная в юности.
— Отважный очень был парнишка, — рассказывает Николай Захарович. — Дослужился до полковника, но рано, рано ушел…
Смахнув слезу, продолжает:
— Это я во Львове, на его могиле. Если, конечно, вандалы не раскурочили ее…
Снимок III. Билет
За участников войны партизан и подпольщиков долгое время не считали. То есть отрицать, что в тылу врага действовала почти миллионная армия советских людей, никто не отрицал, но и официального статуса «участника» не давали.
Николай Захарович говорит, что таких, как он, приравняли к участникам войны только после выхода в свет «Закона о ветеранах». Партизанский билет, выписанный на его имя на двух языках — русском и украинском — Порхун получил лишь в 1997 году. А предшествовала этому трогательная история…
В одну из своих очередных поездок на родину зашел Николай Захарович навестить своего боевого командира Ивана Барчука. А у того ноги отнялись. Жена в отчаянии — нужна инвалидная коляска, где и как достать, не знает…
Николай Захарович первым делом в местный совет ветеранов обратился, мол, так и так, боевой командир, бывший партизан… «Партизан? — переспросили его, — Тогда вам к Леонтию Антоновичу надо, Закорецкому».
Пошел Николай Захарович к бывшему однополчанину, тому самому молодому начальнику штаба отряда, который потом в Житомире долгое время общество охотников и рыболовов возглавлял. Заходит. Здоровается. Внимательный взгляд Закорецкого: «Миколка! Це ты?!» Узнал после стольких лет!
Именно Леонтий Закорецкий рассказал Николаю Захаровичу о действующем в Киеве штабе партизанского движения всего бывшего СССР, где есть сведения практически на всех партизан и подпольщиков Великой Отечественной. Оказались там сведения и на Миколу Порхуна, тогда ему и выдали «Партизанский билет», что сродни удостоверению «Участника войны».
«Миколка! Це ты?!» Узнал после стольких лет!
Леонтий Антонович Закорецкий живет в Житомире и по сей день. Последний раз видел его Николай Захарович в 2004 году, когда по приглашению всесоюзного штаба партизанского движения приезжал в Киев на празднование 60-летия освобождения Украины от фашистских захватчиков.
— Из всего нашего партизанского отряда в живых остались только он да я, Он — самый старый, я — самый молодой. Перезваниваемся с ним регулярно, Леонтий Антонович очень плохо себя чувствует, но дай ему бог здоровья…
А празднование Дня партизанской славы, который правительство Украины учредило отмечать каждый год 22 сентября, прошло в 2004 году замечательно. Ветеранов встречали со всеми возможными почестями… Николай Захарович о той поездке вспоминает с удовольствием и даже не прочь ее повторить, если здоровье позволит. Просто он говорит о большой разнице между Восточной Украиной, где это все происходило, и Западной.
— Мне часто приходилось отдыхать в знаменитом Трускавце, что во Львовской области. А в последние годы я старался вообще не говорить о том, что приехал из России, да еще и партизанил в войну.
IV. Без снимка
Партизанские медали и снимки собраны в пакет. Пора расставаться. Николая Захаровича Порхуна я знаю давно, но в этом рассказе бывший известный в городе учитель открылся мне с другой стороны…
Ольга Улогова, «Бизнес-Арс», № 19, 2007 год.
