В далёком августе 1943 года в приморское село Корниловка пришло по почте небольшое извещение с отпечатанным на машинке текстом: «Ваш сын гвардии младший лейтенант Мордовский Валентин Алексеевич, уроженец Уссурийской обл., гор. Ворошилова в боях за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, погиб при выполнении служебных обязанностей 12 августа 1943 года. Похоронен: Курская обл., Н-Осколский р-н, село Беломестное, хутор Ендовино, 150 м севернее кладбища».
Такие они были, похоронки Великой Отечественной, — лаконичные и неумолимо страшные, не оставляющие никакой надежды враз поседевшей матери…
…НАВЕРНОЕ, в сотый и сотый раз перечитывала до конца своих дней Лидия Григорьевна Мордовская предвоенные и фронтовые письма сына. До нас дошли лишь 18 из них. Но каких! Эти письма заставляют думать, за неровными строчками виден как на ладони их автор — человек неравнодушный, настоящий патриот своей страны, любящий сын…
За неровными строчками письма виден их автор
А в то время он был простым парнем, одним из миллионов. После окончания школы № 6 г. Ворошилова (так в 30-е годы прошлого века именовался Уссурийск) Валя Мордовский благополучно сдал экзамены и поступил в политехнический институт. Был добросовестным студентом, посещал лекции, не игнорировал общественную жизнь, бившую в «политехе» ключом.
На каникулах старался обязательно приехать к маме, переехавшей учительствовать из Ворошилова-Уссурийска в таёжную Корниловку. И всё вроде бы у него складывалось замечательно, но на дворе стоял 1939 год. И шупальцам «коричневой чумы» — фашизма — уже становилось тесно в границах «великой» Германии.
Молодое поколение Страны Советов считало своим долгом крепить обороноспособность государства: юноши и девушки вступали в ОСОАВИАХИМ, записывались в аэроклубы, где учились летать на учебных самолётах и прыгать с парашютом.
Валентин Мордовский в этом плане не был исключением. Ещё в школе он посещал кружок авиамоделистов, потом записался в аэроклуб в родном городе и за два года успел полностью постичь теорию лётного дела. Оставалось опробовать полученные знания на практике, но поступление в институт отодвинуло эти планы.
И вот в феврале 1939 года Мордовский пишет заявление на имя директора вуза: «В 1937-1938 гг. во время обучения в 10-м классе я поступил в Ворошиловский аэроклуб и закончил весь теоретический курс обучения. Из-за поступления в институт не смог пройти лётную подготовку. В этом году я должен закончить обучение… Мне нужен отпуск до 1 января 1940 г. Считаю, что просьба моя вполне законная, окончание обучения имеет оборонное значение. Прошу дирекцию дать мне отпуск, я хочу стать лётчиком запаса».
Он безумно хотел летать. В своём дневнике Валентин напишет вот такие слова: «Мне хочется летать так, как летал Чкалов, таким быть бесстрашным героем, как Чкалов, так прославить страну, как Чкалов и так умереть, как Чкалов…»
Он безумно хотел летать
Столь настойчивому и целеустремлённому юноше отпуск в институте предоставили. Он хотел закончить обучение во владивостокском аэроклубе, но в том же 1939 году этот аэроклуб был закрыт. И тогда Валентин решает написать письмо наркому обороны Клименту Ворошилову.
Сохранился обрывочный черновик этого письма: «Дорогой Климент Ефремович! Я молод, мне всего 20 лет. …Давняя мечта стать лётчиком. Ещё в 1935 году я хотел поступать в планерную школу…».
Возможно, пламенное письмо дошло до адресата и Ворошилов помог юноше в его страстном желании стать лётчиком. Во всяком случае, уже в декабре 1940 г. Мордовский был зачислен курсантом в Омскую лётную авиашколу.
РАДОСТИ его нет предела. Размеренно текли будни занятий в авиашколе. Вот письмо, датированное 6 июня 1941 года. До начала войны 16 дней, а как спокойна и мирна ещё жизнь в советских городах: «Мама! Прости, что я так редко пишу и ограничиваюсь скупыми замечаниями. Ты с последним миришься, тебе важно, чтобы я только писал вроде „Жив, здоров“, и я с этим не вполне согласен. Мне хочется делиться с тобой мнениями. А у нас сейчас наступает самая напряжённая работа: лётная практика и теоретическая учёба. На днях уезжаем в лагеря, там ещё кипучей работа будет…
Пиши, как планируешь провести отпуск. Думаешь ли ехать на курорт, если да, то я могу встретить — лагеря как будто будут недалеко от станции… Твой Валентин».
Не суждено было Лидии Григорьевне съездить на курорт и встретиться с сыном. Пришла в страну огромная БЕДА…
СЛЕДУЮЩЕЕ письмо Валентин Мордовский напишет матери только в октябре 1941 года, и первые его строчки будут рассказывать о… чувствах мамы, томящейся в ожидании весточки:
«Дорогая мама! Прошло уже около 3 месяцев с последней моей весточки. Её лаконичность и небрежные наброски карандаша доставили немало тревоги. Материнское сердце не раз обливалось кровью по единственному сыну-кормильцу, так „безбожно“ молчащему. Это молчание можно объяснить только обстановкой. Война. Родина в опасности. Коварный враг подползает к Москве. Но он не возьмёт её… Хочу, как и другие, скорее на фронт. Туда! Где противник имеет временный успех. Туда, где будем защищать Родину.
Хочу, как другие, скорее на фронт
В эти тревожные дни мы ждём отъезда. Адреса постоянного не было. Теперь он на время установился. И я с нетерпением жду от тебя писем. Это будет большая радость, а то живёшь совершенно оторвано от тебя».
Многим, наверное, покажется, что в письмах Валентина много пафоса. А молодёжи и вовсе будет трудно понять, как это можно так выражаться?! Время было другое. И пафосными тогда слова, к примеру, вот этого письма лётчика Мордовского, никому не казались. Люди ТАК думали, люди ТАК говорили:
«Очень рад, что ты занимаешься по ПВХО. Это ещё будет удар по врагу, когда сотни тысяч овладеют военным делом… Фашистские сволочи отступают, а в новом году они побегут. Их как следует встретят новогодним ударом… За уничтожение извергов народа, за мировую революцию поднимем новогодние тосты. Упорней трудись. Всё для фронта».
И тут же трогательные строчки, как будто и нет на дворе 1941 года, нет войны: «Дорогая мама! Поздравляю с Новым годом! …хочется сейчас только сказать, что мы не особо благодарны были в празднествах. Ни один праздник мы не праздновали вместе. Всё врозь. И доведись сейчас бы праздновать вместе, мы бы отпраздновали, аж всем чертям стало бы тошно, но теперь вряд ли придётся».
Нет, не могла даже такая страшная война лишить людей человеческих чувств, добрых мыслей и радостей. Есть в одном из писем Валентина упоминание о нравившейся, видно, ему девушке Лене: «Мама, я прошу тебя сообщить мне адрес Лены, а то, чем чёрт не шутит, может, попаду во Владивосток, и зайти будет не без интереса».
Не зашёл. И больше не увидел... А Лена после войны уехала на запад, дважды выходила замуж, а в 1957 году написала Лидии Григорьевне, с которой не переставала общаться, о том, что хотела она пожить с Валей, но не судьба. Звала Лена Лидию Григорьевну жить к себе, зная, что та совсем осталась одна на белом свете. Не уговорила…
ПОЧТИ в каждом письме лётчика Мордовского видна его забота о любимой маме: «…довольно боевой лирики, поговорим о разном. Почему косила сама сено и уже скирдуешь? До каких лет можно не заботиться о себе? Я понимаю, что народу нет, но ведь можно договориться и сделать это коллективно… Ведь это всё сходит до поры до времени».
«Теперь ещё немного о своей жизни. Живём не на одном месте, а помаленьку кочуем. Уже недалеко до Украины милой. Давно покинули Дон. Как видишь, здоров и желаю, чтобы ты была такая же. Часто вспоминаю тебя. Где-то ты у меня далеко-далеко, у Тихого океана. Давно не получал письма… Так что как живёшь? Опять прошу — пиши подробней, прямо до мелочей. Как обстоит у тебя дело со здоровьем, с работой, питанием и т.п.».
Это было последнее письмо Валентина домой. Шёл июль 1943 года. Начинались ожесточённые бои на Курском направлении. Советская авиация боролась за господство в воздухе со стервятниками Геринга. Завоевать его удалось ценой больших потерь. Под курскими хуторами сложило головы неисчислимое количество наших солдат. Одним из них стал младший лейтенант Мордовский.
Его бомбардировщик был подбит неприятелем. О том, погиб ли весь экипаж самолёта или смерть настигла только Валентина, ничего неизвестно. Об этом в «похоронках» не писали…
ЛИДИЯ ГРИГОРЬЕВНА Мордовская после войны продолжала работать учительницей в Корниловке. Её любили и уважали на селе. Родина оценила добросовестный труд сельского педагога высокой правительственной наградой: 5 мая 1949 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении приморской учительницы орденом Ленина.
Ученики писали ей добрые письма, благодарили за всё, чему Лидия Григорьевна сумела их научить. Именно у одной из своих учениц в Арсеньеве и прожила мама Валентина свои последние годы.
Елена Соколова, «Бизнес-Арс», № 15, 2005 год.
(Автор благодарит сотрудников музея истории г. Арсеньева за предоставленные материалы и оказанную помощь).
