– Реклама –

Как солдат Коржевский коршуна убил

Правдивые истории о Великой Отечественной

По страницам «Бизнес-Арса» прошлых лет

…Едва новобранцы присягу приняли, раздали им патроны. На стрельбищах солдат Коржевский ни в одну мишень не попал. На вторых опять стреляет мимо. Новобранское начальство явное неудовольствие выражает. И вдруг – ​приметил стрелок коршуна высоко в небе. Прицелился – ​и… Бах! Точное попадание. «Это что же ты… (такой рассякой) раньше-то мазал?» – ​свирепеет начальство. «А я только в движимые мишени попадаю», – ​отвечает Иван…

Ветеран
Солдат Иван Коржевский.

Боже мой, сколько же их у него будет, движимых мишеней… И крушить он их будет с невероятной силой и спокойствием, присущим его характеру. Оно осталось в нем и сейчас, его спокойствие. И даже то, с юности, лукавство и чувство юмора. А еще простодушие. Это когда калитку, как лицо, распахивают перед незнакомым человеком настежь, не спрашивая, зачем пришел. Такие люди не мучаются вопросом – ​по чести ли поступить, поскольку решается он одной единственной формулой – ​«так надо».

На войну отправился Иван, потому что «так было надо». С женой своей, Надей, прожил 52 года. Детей славных вырастил. Руки его всю жизнь заняты работой. Так надо… Даже свои боевые награды – ​три ордена и несколько медалей считает чем-то обычным, нормальным (два ордена «Красной звезды» и две медали получил буквально на поле битвы). У каждого человека, говорит, «свое восприимство».

В детстве жил Иван в маленьком селе в Чугуевском районе. В семье было семеро детей. Учиться в пятый класс его отправили аж за 75 километров от родной деревни. Сбежал он оттуда. И это был первый мужской поступок. Привез ему как-то батя двенадцать мешков картошки, бочку капусты, полкабана, три мешка крупы. Немного времени прошло, а хозяйка опять говорит: «Перекажи отцу, чтобы продукты вез».
Слишком дорого обходилась семье его учеба. Уехал во Владивосток, в ФЗО. Когда началась война, столяр-судостроитель «Дальзавода» начал делать лимонки для фронта. А потом и сам туда ушел. Было ему 20 лет. Его 248-ю стрелковую бригаду (немцы называли ее сталинской дальневосточной) отправили под Воронеж. Отвлечь она должна была неприятельские силы от Сталинграда.

248-ю стрелковую бригаду немцы называли сталинской дальневосточной

Едва добрались – ​обстрел. Лошадей выгрузили да в кусты. А самим и спрятаться было негде – ​в траву залегли. Первый фашистский самолет показался было голубком в небе. Листовки тогда «голубок» раскидал. Все в них было расписано. Кто они, солдаты, откуда прибыли, сколько их… Сдавайтесь, мол, берите шинелку, котелок да ложку – ​и к нам. Остальных – ​на котлеты

Потом, в Большеполянском районе Курской области, действительно была мясорубка… А «восприимство» у солдата Коржевского было тогда такое: о смерти думать не надо. Безрассудно грудь пулям подставлять – ​тоже. Вот с этим и осваивал науку воевать. Видел он, как от русских деревенек оставалось четыре угла. Видел смерть друзей. Трусость и предательство – ​тоже. А вообще – ​на войне как на войне. Отдыха мало. Боев – ​много. В основном занимали оборону, отбивали атаки. Но ходили и сами. А курьезов было…

Однажды приказ всем дали: встать на лыжи. Многие никогда на них не ходили. А поспешать приходилось: танки наши пошли, а десант где-то отстал. Вот 248-ю бригаду легендарного полковника Гусева туда и бросили. Смех и грех был с этими лыжами. То в охапку их схватят да по снегу ковыляют. То опять наденут… Там, у станции Касторное, что в Курской области, ой как жарко было…

Был Коржевский и связистом, и разведчиком, и командиром отделения… Когда занимали Курск, части, где он служил, досталась западная часть города. Вот уж где было сплошное зарево войны! Немцы взрывали дома, поджигали склады… Помнит сержант Коржевский, как освобождали они тюрьму. Те, кто там находился, только на скелетов и были похожи…

После Курска наполовину поредели солдатские шеренги. Надо ли говорить, как рвался вперед тот, кто выжил и не числился в трусах? Иногда уходили в тыл к немцам километров на семьдесят. Конопляновку Коржевский хорошо запомнил. Заняли ее, оборону надо держать, а снаряды не подвезли. А тут обнаружили немецкие мины. Наши-то мины 120 миллиметровые, а фрицевские – ​119-ти… Ничего. Приспособили «воротнички» к зарядам, точно рассчитывая расстояние до цели.

Медаль тогда получил сержант – ​«За боевые заслуги». А когда уже была образована «курская дуга», видел Иван Жукова. Случайно принял его за председателя колхоза. Рожь тогда возле окопов колосилась. Чего, говорит ему, разгуливаешь? Марш в траншею! А тот спросил, где передний край, и ушел…

А потом его 248-я была в резерве главного командования. Ничего себе резерв – ​бросали километров на двести… В бой шли сходу. А Коржевский чаще всего впереди, с пехотой. Огонь корректировал. Телефонная трубка к уху как приклеена. Один раз заснул на ходу, в снегу. А тут – ​позывные: «Малина, Малина!» Проснулся.

А сколько раз был в окружении! На Днепре, помнит, под Кишиневом, такая мясорубка была! Не хуже курской. А вот в Прагу их бригада не входила, хотя три месяца за нее дрались. Всю дивизию отправили за кювет, а пропустили других – ​десантников в новеньких мундирах. Красиво… Бригада, где был Коржевский, не могла покрасоваться перед иностранцами. Потрепанные, грязные, небритые. Да разве в этом – ​суть…

После войны он еще долго служил и демобилизовался лишь в конце 46-го. Жену себе присмотрел в 48-м, так, чтобы «по натуре подходила». Один раз увидел, а на второй уже высказал намерения серьезные. Из Виноградовки в Арсеньев вез свою Надю в кузове грузовой машины, груженной бочками из-под бензина. Это уж потом, когда огородище завели, домик построили, стали жить нормально. Оба всю жизнь на заводе проработали. А война на Иване Андреевиче свои «печати», конечно, оставила. К жене был строг. К детям – ​тоже. Только не к себе. Недавно чуть было не скосила его болезнь – ​так он жене не признавался, что плохо, пока совсем не свалился…

Еще бы был здоров! Две контузии, как ни говори. Одна в 43-м, когда медсестру раненую вынес (больше она весила его килограммов на двадцать. Было это возле деревни Дмитриевки, от которой осталась потом одна труба). Другая – ​в конце 44-го. Ранило его тогда осколком в живот, а от смерти спасла толстая тетрадь. Осколок вынул сам, рану заклеил изолентой. Командир дивизии по телефону приказывал отправиться в госпиталь. Иван по телефону же отказывался. Иван орет (уже глуховат был), и командир орет…

Эх, ты, «Малина-малина»… Даже справки о контузиях вовремя не собрал. Прислали бы их по приказу командира враз. И за 43-й у тебя орден, и за 45-й, когда держал передний край на сопке Безымянной… Сколько злых коршунов перебил. А вот о себе-то должным образом позаботиться не смог. Кроме пенсии в 900 рублей, верной жены, детей, кота, петуха, пяти курочек да осевшего домика на тихой улочке ничего у тебя нет… «Будьте здоровы!» – ​кричу ему напоследок. И мысленно добавляю: пусть спасает судьба от всех коршунов твой маленький дом. Оглядываюсь. Стоит у калитки, машет мне вслед. Улыбается…

Людмила МИХАЙЛОВА. «Бизнес-Арс», № 14, 2000 г.

Судьба человека