В Центральном музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе центральное место занимает Зал Славы, где на беломраморных пилонах увековечены имена всех 11 тысяч Героев Советского Союза, получивших это звание за подвиги в той страшной сечи.
Перед входом в него – стенд с именами полных кавалеров ордена Славы. Вновь и вновь с трепетом вчитываюсь в эти священные строки – и вот… «Гуртовой Николай Павлович». Наш земляк, из таежного села Ленино Чугуевского района. Имя его выбито и на стеле, что установлена в центре Чугуевки. Наш рассказ – о последнем и победном бое легендарного дивизионного разведчика.
ПЕРЕД отдельной 23-й разведротой дивизии, где на исходе войны служил сержант Гуртовой, всегда ставились сложные, порой невыполнимые задачи. Но она всегда их выполняла. На этот раз приказ прозвучал совсем не в приказном тоне.
Перед разведротой всегда ставились сложные задачи
Уже явно попахивало завершением войны, путь 102-й гвардейской Краснознаменной Новгородской Померанской орденов Суворова и Красной Звезды стрелковой дивизии лежал вдоль побережья Балтийского моря и уперся в небольшой городок Пиллау. Все бы ничего, только городок этот представлял собой мощную крепость, охранявшую последнюю твердыню отступавших на запад фашистов – Кенигсберг, тоже город-крепость.
Здесь, на Земландском полуострове, сконцентрировались силы отходящей по натиском советских войск группировки «Кенигсберг-2», которые могли отступать морем из портов Пиллау. Эту «утечку» нужно было срочно перекрыть для разгрома врага в образовавшемся «мешке».
Войска Первого Белорусского фронта уже вели бои под Берлином, а здесь, на севере, путался под ногами какой-то Пиллау. Да как путался — под стенами его лег не один полк, потоки крови покрывали улицы города, скатывались ручьями в опоясывающий его овраг – а наши войска успеха все не имели. Вовсе не ожидал Николай, что здесь ему придется принять свой последний бой.
3 апреля исполняющего обязанности командира роты старшину Брюховского вызвали в штаб дивизии. Вернулся он только через два часа и, построив своих разведчиков, сообщил:
— Ну и задачка у нас! На город бросают нашу дивизию, недаром именную. Мы, разведчики, врываемся первыми, завязываем бой, сеем среди немцев панику. Тем временем в Пиллау входят основные силы дивизии – танки и пехота. Ну а пока дружно изучаем карту.
Командир головного полка, которому была придана разведрота, где к концу войны осталось всего пятнадцать бойцов, приказал распределить их по пять на каждый батальон, но Брюховский решительно возразил:
— За своих людей отвечаю я, и распыляться не стану!
— А я отвечаю за этот, видишь, город, — гневно свел брови и схватился за пистолет полковник. Но посмотрев в глаза старшине, успокаивающе произнес:
— Понимаешь, не город, а крепость. Взять надо, и у комдива на мой полк большая надежда.
— Разведрота выполнит приказ, — ответил Брюховский. – Только одна просьба: чтобы при нас была пара самоходок.
— Ладно, бери уже к себе и моих полковых разведчиков, — сдался командир полка. — Пятеро их у меня осталось.
МОТОРЫ самоходок работают на малых оборотах, разведчики двигаются вместе с ними к оврагу, за которым начинаются дома в несколько этажей кирпичной кладки. Калибр пушек «тридцатьчетверки» здесь не поможет – нужны более мощные орудия.
Всякое приходилось видеть Николаю, но кровоточащий овраг – впервые. Такого он не видел ни в боях в Заполярье, ни при освобождении Прибалтийских республик. Если бы это была обычная разведка боем, ни один мускул не дрогнул бы на его лице. Он представил, сколько же народу полегло здесь с обеих сторон, но ситуация не изменилась. Вот он, стоит, как бельмо на глазу, этот Пиллау. И если немцы так уперлись на окраинах, тогда что же в центре, где их штабы, где прорва фашистов?
Да, сегодня не получится отыграть нежно, как смычком по струнам скрипки. Сегодня будет барабанный бой. Такой, что его услышат за многие километры.
Самоходки, стремительно преодолев овраг, ворвались в город. И ударили по стенам фашистских казарм. Как и было условлено, тут же заговорила тяжелая артиллерия корпуса, ее снаряды рвались в центре города, враз погрузившегося в густой черный дым.
Так продолжалось несколько минут, а потом Пиллау стал огрызаться своими снарядами. Но самоходки уже шагнули в этот беснующийся город. В чад и дым. Изрыгая огонь, они расчищали дорогу разведчикам. Прыгали из окон обезумевшие гитлеровцы, попадали под огонь наших бойцов.
Шесть автоматов перестукиваются в штурмовой группе Николая. Сегодня разведчикам разрешено воевать при всем параде – со всеми орденами и медалями. На груди Николая два ордена Славы, несколько медалей. Пусть видят гитлеровцы, с кем имеют дело. Да и разведчиков греет тепло боевых наград.
Слева Гуртовой увидел море, невольно зажмурил глаза – так оно резануло их своим ярким блеском. Разведчики уже были в центре Пиллау. А с востока накатывалось мощное «ура» основных сил дивизии. Совсем немного, чуть-чуть – и город наш!
Четверо эсэсовцев в черных мундирах подняли в страхе руки: «Гитлер – капут!» Николай вопросительно посмотрел на Брюховского, но тот окатил его добрым солдатским матом:
— В бога мать! В добрые-то времена зря в плен гадов не брали… Дел еще невпроворот!
Неожиданно на Николая свалился здоровяк в том же черном мундире, но где ему против первого медвежатника Ленина – только и лязгнул приклад о зубы. И снова очередь за очередью.
Вдруг автомат умолк, Николай вспомнил, что минуту –две назад вставил последний диск. Он метнулся к только что убитому немцу за его автоматом, но тут же понял – не успеет: в траншее фаустник уже вставил фауст-патрон в трубу этой адской машинки и вскинул ее в тот момент, когда лихая «тридцатьчетверка» мчалась мимо Николая.
Он метнулся за автоматом, но понял — не успеет
Инстинктивно пригнувшись, он бросился на гитлерюгендовца и увидел лежащий на земле карабин. В падении разведчик успел передернуть затвор и выстрелил в юнца прежде, чем тот выпустил по советскому танку свой снаряд.
Но… Повернув голову направо, заметил второго фаустника с направленным вслед танку (ему показалось, прямо на него) трубой. Упругая волна метнулась от брони к нему, обожгла его пепельным маревом.
Маленький горячий осколок металла ударил в медаль «За оборону Советского Заполярья», скользнул к плечу. Оседая, Николай качнулся от танка с поникшей пушкой и поплыл в розовом тумане куда-то в небытие…
ТРЕТИЙ орден Славы – за этот победный для него и его дивизии бой – найдет Гуртового в его родном Ленино несколько лет спустя. И увенчает его ратный подвиг полным комплектом этой высшей солдатской награды, приравненном к званию Героя Советского Союза. И величие подвига этого никогда не померкнет.
Виктор Дебелов, «Бизнес-Арс», №18, 2006 год.
